Коронный разряд - Страница 7

— Как оказалось, документы о присвоении диплома могут быть только с вашей подписью.

— И что будет, если я не подпишу? Вы станете шантажировать меня своим фондом?

— Александр Ефремович, слово даю — никакого шантажа. — Приложил Самойлов руку к груди. — Ни шантажа, ни денег, ни квартир, ни машин, каждая из которых в найме у фонда. Ведь это было так удобно — переложить налоги и ежемесячные платы на фонд.

— И вы говорите, не шантажист? — Иронично хмыкнул Ферзен, которого новость о лишении привычного жилья кольнула тоской даже через ярость и гнев на молодого наглеца.

— Всего лишь, мне больше незачем будет вас добровольно поддерживать. Все эти расходы, ремонты университетских корпусов, оплата самолета...

— Самолет — княжеский! — Ухватился ректор.

— Александр Ефремович, — укоризненно глянул на него взгляд необычных темно-синих глаз. — К чему слова? Самолет уже сегодня перестанет вас принимать. И не следует на меня смотреть столь гневно. Да, парад роскоши последних пяти лет завершится, но я же не забираю у вас ничего лично вашего, верно?

— Я ничего не подпишу, слышите?! — Заставив себя не думать о том, что станет с единовременно выкинутыми из домов преподавательскими семьями, и какой разразится скандал, произнес ректор. — Катитесь к черту со своим фондом!

— То есть, 'спасибо' за эти пять лет мне тоже не услышать, — вздохнул Максим Самойлов. — Не мое это — хорошие дела.

— Вы нас обманывали все эти годы!

— Меня бы кто так обманывал... Александр Ефремович, приношу извинения. Жаль, что разговор не задался. Признаюсь, совсем не хотел вас волновать и уж тем более, испытывать столь сильные эмоции. Вашей дочери вовсе не понравилось бы, случись что с вами. — Сложив бумаги обратно в папку, приподнялся парень из-за стола.

— Стоять! — Рявкнул Ферзен, стукнув кулаком по столу. — Что ты там сказал про мою дочь, щенок?!

Сейчас он был даже не главой вуза, а зверем куда страшнее — любящим родителем.

— Говорю, что Александра Ферзен моя знакомая. — Поднялся на него хмурый взгляд. — Не более того.

— Если с ней хоть что-то... — Пророкотал он, комкая скатерть в кулаке.

— Все у нее будет хорошо, — вновь прижал к полу его эмоции холодный тон. — Никто не тронет.

— Откуда ты ее знаешь? — Сглотнув комок из ярости и злости, ректор предпочел прислушаться к чутью и поумерить тон.

— Саша работает на моем канале. — Видимо, убедившись, что старик не сорвется на него с кулаками, Самойлов стукнул пару раз ребром папки о стол, выравнивая бумаги.

— Лжешь! Это канал князей Долгоруких!

— Долгорукого Игоря, угу, — вздохнул парень, с грустью взглянув на циферблат своих часов.

Ректор невольно повторил его движение — уже на три минуты больше, чем планировалось. А нервов выжгло — на целые месяцы.

— Только я не вру, но вам это будет проверить еще сложнее, — потер он задумчиво переносицу и повернулся к двери. — Спросите у дочери, ей вы наверняка поверите.

— Постойте, — не удержался Ферзен от оклика, стоило парню уверенно двинутся на выход. — А... Карьера Александры?

Он просто хотел услышать ответ, неважно какой. Пусть будет плохим, это уже не испортит день — но даст железное обоснование вернуть дочь обратно, прямо сейчас. Предварив звонком и обязательно — личным визитом. Отчего-то про владельца канала верилось. Хоть и быть такого не могло, что представитель славного рода Долгоруких на кого-то мог работать!... Вернее, Александр Ефремович раньше не встречал никого, кто соответствовал бы такой невообразимой начальственной должности.

— Пять лет счастья завершены. — Задержался юноша, с полной серьезностью посмотрев на него. — Я не собирался и не собираюсь забирать у вас ничего. Не стану возвращать обратно, как великую милость, и требовать за это платы. Всем вам придется жить дальше, с тем, что имеете, и с теми силами, что при вас.

— То есть... — заволновался ректор за дочь.

— Роли перестанут падать с неба, если говорить условно. — Пожал тот плечами. — Но все, что она заработает сама, своим талантом и трудом — никто не отнимет. Даю слово. Она способная, я вас уверяю. Лет через десять, вот увидите...

— Мы не могли бы вернуться к столу? — Дала трещину воля пожилого человека.

Десять лет — это много. Для юной звезды потом будет уже старость и четвертый десяток лет...

Поэтому сейчас, вернув Самойлова и вновь сев с ним за стол, Ферзен был готов подписать любую бумагу.

Но медлил, с тоской ощущая собственное бессилие над событиями, желая их хотя бы немного отдалить. Например, хотя бы соблюсти церемониал от начала до самого конца — принять его в вуз... Изобразить в своем воображении экзаменационные вопросы и ответы на них... Словом, совершить весь этот фарс для себя лично, чтобы утихомирить разболевшуюся совесть. Ведь есть же экстерн, верно? Для гениев... Этот был определенно гений, пусть талант его был предгрозовой тьмой, от которой хотелось сбежать или отвести от себя и близких в сторону.

— Итак, Самойлов Максим, — скрывая волнение, начал Александр Ефремович, перебрав папку с бумагами юноши и положив перед собой школьные аттестаты, характеристику и заявление на поступление. — Завершил школу номер сто пять. Оценки превосходные, — распахнул он красную книжку аттестата за одиннадцатый класс.

Уже — неплохо. Уже не придется мучать себя тем, что подписал диплом бездарности.

— Аттестат за девятый, для сравнения. Хм-м. 'Восемь' по русскому языку? — Невольно поднял ректор брови и посмотрел на Максима.

А тот — о удивление! — изволил проявить смущение!