Складывались пары, обозначали общие интересы группы студентов. Порою доносились отрывки фраз и сплетен. Нет, человеку его статуса подслушивать даже в мыслях не было, но не уши же закрывать за обеденным столом? Все в рамках приличий и без урона дворянской чести. В конце концов, милостью государя, именно он, Александр Ефремович, поставлен хозяином университетских корпусов и начальником преподавателей, ему полезно знать, что на самом деле волнует студентов и подчиненных. Ведь на кону вполне может оказаться преуспевание университета и лично его должность.
Пересекли площадь преподаватели, степенно вышагивая к парковке через пугливо раздавшуюся толпу. Новички пока не знают своих наставников в лицо, но достаточно вида парадного мундира гражданской службы, чтобы ощутить должную степень робости и уважения. В чем-то форма преподавателей схожа с военной: хоть и лишена знаков различия, но наградные медали и планки, пусть те и выданы исключительно по мирным поводам, придают вид внушительный и грозный. Пусть сразу видят, что тут тоже идет война — за светлые умы, против тьмы невежества!
Ректор разглядел лица коллег и погасил порыв попросить у обслуги добавить кресел к столу и принести дополнительные меню. Вряд ли кто из них присоединится к нему за обеденным столом — то люди семейные, предпочитают обедать дома. Это он, ректор, один. От позднего брака осталась только дочь. Сердце потеплело от законной гордости — с отличием закончив консерваторию, родная кровинка сейчас покоряла своим талантом столицу и даже пару раз показалась на центральном телевидении, пока, правда, мельком, на втором плане. Но даже эти короткие записи он трепетно хранил. Жаль только — поделиться с ними не с кем. Супруга отошла в другой мир десять лет назад, а новые отношения даже сейчас ощущались изменой той самой истинной любови, что бывает раз в жизни.
Тем временем, профессура раскланялась меж собой и предсказуемо разошлась по машинам. Дорогим, к слову, автомобилям, не старше года каждый.
Учитель физики Аристарх Игнатьевич, любитель дорогих костюмов и модных галстуков, прикрыл дверцу своей 'Импалы', пронесся под басовитый рев двигателя по улочке, распугивая зазевавшихся гостей, и лихо вырулил за знак 'стоп', 'только для персонала'. Следом куда спокойней вырулили 'Порше' и 'Сеат' профессоров кафедры высшей математики, а заверил процессию совсем не скромный 'Балто-Русс' проректора Овсянова, стоивший как бы не дороже первых трех автомашин вместе взятых.
Не бедствовали преподаватели имперского университета, что скрывать. Сам ректор, правда, всегда находил, куда потратить деньги — в основном, на подарки дочери. Но разве ему много нужно было? Квартиру ему подарил университетский фонд пять лет назад, тогда же предложил выделить машину на выбор, но тут он постеснялся и остался при своей 'Волге', которой тогда шел всего второй год. Да и зачем менять? Скорость Ферзен не сильно любил, а добираться до дома всего с десяток минут пешком. На машине — так и вовсе смех.
В общем, грех жаловаться, право слово. Что вне работы, что в стенах университета, блиставшего свежим ремонтом, пятым за пять лет, все у ректора ладилось.
А тут еще, незаметно подкравшись, комплемент от повара подали, добавив 'в счет заведения', и мысли вовсе обрели радужный тон.
'В столицу махнуть на выходные, что ли? За свои деньги, разумеется'.
Хотя у университета был собственный самолет. Небольшой, на пятьдесят пассажиров, но, поговаривают, даже у многих столичных такого не было. Ведь небо — только для аристократов, а как бы не любило государство высшие учебные заведения, но такая роскошь, как бесконечный лимит на топливо, любые маршруты над страной и два дежурных пилота, выходила за всякие рамки. Самолет — князя Шуйского, предоставленный в аренду за одну копейку в год.
Редко кому так везет с сиятельными владетелями земель. Обычно они те еще скряги, дико ворчливые от необходимости каждый год платить за имперский университет на своих землях. Дорого им, видите ли. А специалистов им выдай наилучших! При этом, те же ворчливые князья в то же самое время хороводы вокруг Москвы водят с просьбами открыть еще один храм науки и выделить преподавателей. Однако стоит добиться успеха и перерезать красную ленточку — тут же начинается вечное недовольство тратами. Но это они, наверное, от прошений и университетских просьб страхуются. К таким скрягам идти на поклон — никакого желания, проще в столицу написать.
Не всем достается такое счастье, как Александру Ефремовичу, ой не всем.
'А может, на университетском самолете и махнуть? Вон, как раз экскурсия по Кремлю намечается у стипендиатов, можно всего на один день сместить график вылета и... Хотя нет, нагловато'. — Все же решил ректор добираться на имперских авиалиниях.
К доброму отношению следует относиться бережно. Будто в пику его мыслям, величаво вырулил с парковки покрытый золотом 'Эскалайд' преподавателя по русскому языку.
Не у всех, правда, это понимание есть... Но да их дело.
— Александр Ефремович?
— Да-да? — Повернулся он, встрепенувшись от знакомого голоса.
Рядом с его столиком замер в почтительном поклоне хозяин заведения самолично, отчего-то накинув белоснежное полотенце на сгиб локтя, будто обычный официант. Впрочем, остальная его одежда — жилетка в крупную клетку поверх белой рубашки, ничем не отличалась от формы остального персонала. Облик смотрелся целостно, выдавая немалый стаж руководителя на низовой должности.
'Но с чего бы такой вид?' — ворохнулось любопытство. — 'Решились обслужить самолично? Приятно, безусловно, но нет времени на новую перемену блюд'.